Как вы определяете концепцию многополярного мира? Какие ключевые признаки многополярности видите в современных международных отношениях и как оцениваете роль России в многополярном мире?
Был ли мир многополярным – большой вопрос. Одни считали так, когда это было выгодно, но другие – наоборот. Россия никогда не признавала однополярность мира, то есть когда все решения надо принимать с оглядкой на одного, как бы самого важного мирового игрока. Мы всегда считали мир многополярным, состоящим из разных культур, цивилизаций, политических и экономических систем, с пониманием того, что и национальная политика, во-первых, должна учитывать историю и традиции, во-вторых, это нормально, что она ориентируется на национальные интересы.
Да и когда какая-либо из наций получает экономические или политические преимущества по сравнению со всеми, это всегда на какой-то срок. Мир подвижен, в нем всегда кто-то будет выходить вперед, а у кого-то будет происходить откат. Запереть мир в концепции однополярности практически невозможно, как бы кто этого ни хотел.
Да и посудите сами. Кто был тем самым единственным полюсом. США? Но что тогда скажет Европа, она публично считает себя центром собственной цивилизации. А Китай? Совершенно другая система, чем США. Традиции, экономика, политический строй – уникальное сочетание, которое дало Китаю возможность стать ведущей промышленной державой. Как можно представить, что Китай от этого откажется, в пользу чего? Индия, Бразилия – свой путь, свои культуры, они не хотят ограничивать себя чужими рамками, и это справедливо.
Ну и Россия. У нас громадный цивилизационный опыт. Это, пожалуй, наше главное конкурентное преимущество. Мы на своем опыте знаем, что именно уважительные, равноправные отношения в мировой политике – ключ к процветанию мира, вот этот тезис и продвигает Россия. И возможная цивилизационная роль России – объединять народы, помогать находить им компромиссы, представлять свой опыт многополярности.
Так что многополярный мир – это такой мир, где экономические центры, растущие страны реализуют суверенный подход к развитию, не вторгаются в сферу ответственности других, не навязывают другим свое видение мира.
Другое дело – многосторонность, закрепленная ЦУР (Цели устойчивого развития. – Прим. ред.) 17 ООН. Это понимание того, что некоторые проблемы невозможно решить в одиночку, сотрудничать выгоднее, чем тянуть одеяло на себя. Например, в вопросах изменения климата или реализации научных мегапроектов. И в вопросах торговли и инвестиций, кстати, тоже.
Вот такое сочетание, разумное сочетание многополярности и многосторонности, – это подход России, я думаю.
Как может со временем измениться роль России в многополярном мире? Какие стратегические интересы России влияют на ее позицию в международной политике?
Мы пережили многое в своей истории. Вытянули тяжелейшую Отечественную войну, сейчас выдерживаем громадное давление Запада. Это, конечно, истощает. Стратегические интересы России – совершенно не в ущерб другим развиваться, строить такое общество, такую страну, в которой лучше жить в соответствии с национальной мечтой. Это подход не только России. Ну и на глобальном поле у России есть какая-то тяга к справедливости. Мы отстаиваем многополярность, право на равноправное развитие, так как это соответствует нашему национальному духу. Собственно, это должны понять наши оппоненты, мы не ищем доминирования, навязывания нашего взгляда. Но вынуждены отвечать на уколы и провокации, которые в адрес нашей страны нередки.
Как Россия может использовать свои природные ресурсы для укрепления своей роли в многополярном мире?
Да, конечно, для многополярности должны быть инструменты. Иначе «съедят». В мире давно известно какие. Это достаточно независимая финансовая система, это компетенции и – куда без этого – стратегическая военная сила.
Ресурсы – это наши компетенции, но мы не только их должны использовать. Мы должны укреплять свое положение за счет тех вещей, где мы сильны. Это традиционные сектора – нефть и газ, металлургия, атом, космос, ВПК, традиционное сельское хозяйство, то, где мы активно растем, – СПГ, деревообработка, стройматериалы, органическое сельское хозяйство и пищевые продукты, полимеры, а также новейшие – кибербезопасность и ИТ, искусственный интеллект, новые источники энергии, новые материалы. Эти компетенции надо продвигать в многополярном мире.
Каковы экономические последствия многополярности для России?
Последствия мы уже ощутили. Из доллара наша внешняя торговля перешла в другие, независимые валюты. А это меняет принципы валютной политики, накопления валютных резервов, требует проактивной политики финансового регулятора на международном поле, построения принципиально другой системы стимулирования развития. Мы первый этап прошли – научились защищаться от санкций. Теперь второй вопрос: как в этих условиях развиваться?
С другой стороны, мы в какой-то степени стали более устойчивыми. Наши компании впервые с 1990-х годов заняли ключевые позиции на многих внутренних рынках, научились продавать в дружественные страны, мы активнее используем бюджет на поддержку, развитие. То есть главное последствие многополярности – укрепление нашего суверенитета, это достижение хотелось бы сохранить.
Как Россия взаимодействует с другими ключевыми игроками (США, Китаем, Европейским союзом) в контексте многополярности?
С Китаем у нас понимание, как раз сочетание равнополярности и многосторонности. Мы полезны друг другу в экономическом плане, разделяем многие взгляды на глобальную повестку. Это позволяет наращивать торговлю, реализовывать крупные совместные проекты.
США – сейчас это понимание их желания распутать клубок ошибок внешней политики. В России это понимают, подход новой администрации в этом в какой-то степени импонирует. Понятные интересы, конкретные предложения – в этом плане как раз США становятся более многополярными. Отстаивают свои интересы и, надеемся, будут уважать чужие.
Евросоюз – очень конфронтационен по отношению к России как бюрократическая машина, это вызывает ответную реакцию. Поэтому мы вполне логично готовы работать в Евросоюзе с теми членами, которые настроены на конструктивное сотрудничество.
Каковы основные вызовы и возможности для России в отношениях с новыми центрами силы, такими как Индия и Бразилия?
Это интересные рынки, это для нас уже источник дополнительной рабочей силы. Это новые поставщики, о которых мы очень много не знали, и это площадки для нашего бизнеса. Налаживаются системы расчетов, торгово-логистическая инфраструктура. Думаю, мы можем многое сделать, дополняя компетенции друг друга. Как раз сейчас мы лучше узнаем партнеров.
Какую роль играют международные организации (например, ООН, ШОС, БРИКС) в формировании многополярного мира и как Россия может использовать их для достижения своих целей?
Да, ШОС и БРИКС – это новые оплоты многополярного мира. Нужные, важные площадки. Внутри них есть координация по многим вопросам. Что требуется дальше? Укрепление формальных институтов, прежде всего институтов развития и совместная координация проектов развития, которая позволит задействовать компетенции стран-участниц в лучшей манере.
Геополитика неизбежно находит свое отражение в бизнесе. Хотелось бы поговорить и о наметившемся двустороннем движении, и о новых рынках сбыта для российских компаний. С какими новыми регионами или странами отечественные компании наладили торговые контакты за последние годы?
Российские компании расширяют географию. Безусловно, новый главный акцент на Азию, причем не только на Китай, но и на страны ЮВА – Малайзию, Индонезию, Вьетнам, Лаос, Мьянму. Мы видим это по статистике торговых потоков. Если до 2022 года основным торговым партнером была Европа, то сейчас 75% экспорта – это страны Азии.
Оборот с Индией вырос с 2020 года в пять раз, до $64 млрд в 2024 году, конечно, в первую очередь за счет минеральных продуктов, но в Индии также больше стали ценить наше продовольствие, нашу металлургию, удобрения.
Растут и обороты с Латинской Америкой, Африкой.
Интересный тренд: наши компании, команды стали активно выходить на рынок услуг. Например, в Бразилии – на рынок аренды средств мобильности, в разных странах – на рынок онлайн-такси, в Индонезии – на рынок недвижимости.
Контакты растут, самые разные.
Какие отрасли российского бизнеса наиболее успешно осваивают зарубежные рынки?
Конечно, сельское хозяйство и пищевая промышленность. Экспорт сельхозпродукции $40–45 млрд за последние три года. Наша органическая сельхозпродукция особенно популярна в Китае. Сопряженный товар – удобрения – тоже пользуется высокой популярностью, в целом химпром четвертая статья – $28 млрд по прошлому году.
Сырьевая отрасль удачно перестроилась, в целом с зарубежными рынками она работала и раньше очень тесно. Это номер один нашего экспорта – $264 млрд по прошлому году. Стабильно высокие показатели экспорта также показывает металлургия – $64 млрд по прошлому году.
С какими основными сложностями и барьерами сталкиваются российские предприятия при выходе на новые рынки?
Если в 2022 году главными барьерами были, безусловно, расчеты, логистика и сложность найти партнера, который с тобой будет работать, то, по данным нашего последнего опроса, за 2024 год сейчас ведущей проблемой стали скачки курса рубля, на втором месте осталась логистика, на третьем – дефицит оборотных средств, что связано с высокой банковской ставкой.
Есть ли реальный интерес западных компаний к возвращению в Россию?
Да, конечно, он есть: наш рынок весьма привлекателен, а многие по-настоящему и не уходили. Но сейчас вряд ли стоит считать. Главное – они должны пройти «фильтрацию» при возвращении, и не только на предмет своей выгоды, но и на предмет пользы для экономики РФ.
Какие условия должны быть выполнены для возвращения западных компаний на российский рынок?
Поручение о разработке этих критериев деловым ассоциациям было дано в марте. Перечень этих критериев еще не опубликован, но предполагается, что для каждой компании условия будут зависеть от того, как она покидала российский рынок. Нанесен ли ущерб разрывом отношений с российскими контрагентами. Позволяли ли компании недружественные действия в отношении России.
Как изменилось отношение потребителей к российским и западным брендам за последние пару-тройку лет?
Да, российские бренды во многих сферах усилили свой вес. Это касается и близкой мне отрасли – отечественного виноделия. Но касается и других сфер – российской одежды, ИТ-сектора, продукции машиностроения. Просто российской продукции стали потреблять больше. Но при этом и западные бренды сохраняют свой вес и популярность, в том числе люксовые. Можно сказать, соотношение российских и иностранных брендов стало более сбалансированным.
Пик активности российских брендов пришелся на 2023 год, к его концу число российских брендов за полтора года выросло на треть, из всех заявок на регистрацию товарных знаков 85% были из России.
Готовы ли российские компании конкурировать с иностранными?
Российский бизнес очень конкурентоспособен и креативен. Оперативно адаптировался к условиям санкций. В этом, пожалуй, главный результат постсоветского экономического развития.
Есть ли выгода в сотрудничестве с бывшими западными партнерами?
Конечно, есть. Сотрудничество за долгие годы помогло перенять многие компетенции, практики. Западный бизнес создавал и новые стандарты, и конкурентную среду. Но второй раз так, не глядя, уступить ему основные ниши на рынке мы не можем.
Как, на ваш взгляд, будет развиваться ситуация в ближайшее время?
Ситуация будет развиваться исходя из прагматики. Создаст ли политическая ситуация условия для упрощения торговли, инвестиций? Будет ли работа на российском рынке прибыльна для тех компаний, которые хотят вернуться? Как мы в реальности будем защищать наших, отечественных производителей? Ответы на эти вопросы и определят новый баланс отношений с западным бизнесом.
Изображение на обложке — Павел Бедняков/РИА Новости