Новый цвет
Тюльпаны были завезены в Европу с Востока в начале XVII века, моду на эти цветы задал австрийский император и его талантливые садовники. Благодаря венским садоводам луковицы тюльпанов очень быстро распространились по всему Старому Свету, включая Голландию, где и разразилась «тюльпановая лихорадка», или «тюльпаномания». Так позднее историки назовут всплеск ажиотажного спроса на луковицы тюльпанов в середине 30-х гг. семнадцатого столетия.
«Повозка дураков Флоры» , Хендрик Герритс Пот, около 1640 г.
Почву для тюльпаномании подготовил золотой век Голландии. В XVII веке Амстердам стал центром европейской торговли. Ежедневно в городскую гавань прибывали сотни кораблей, город и его жители стремительно богатели. У голландцев практически в один миг появилось очень много свободных денег, которые предприимчивые жители Голландии стали вкладывать в существовавшие на тот момент биржевые инструменты. Однако за ростом благосостояния неминуемо последовал рост инфляции, которую подогревал бум спекуляций и бессмысленных инвестиций, апогеем которого и стала «тюльпановая лихорадка».
В Старый Свет мода на тюльпаны пришла из Османской империи, где эти цветы традиционно разводили в гаремах как символ любовного расположения к султану. Первым европейцем, который привез луковицы в Европу, стал посол австрийского императора в Турции Огье де Бюсбек. Луковицы были высажены в садах императора Фердинанда I и через некоторое время расцвели – во многом благодаря стараниям французского ботаника Шарля де Леклюза, более известного под именем Карл Клузиус.
Через некоторое время Клузиус был приглашен работать в ботанический сад Лейденского университета в Нидерландах, с собой он привез диковинные османские цветы, которые покорили голландцев своей необычной красотой и многообразием. Тюльпановый бум привел к фантастическим последствиям, сейчас нам сложно представить, что за одну луковицу легендарного сорта Semper Augustus в 1625 году давали 1,2 тыс. гульденов, или свыше 10 млн в пересчете на рубли по современному курсу!
Кстати, в России тюльпаны появились в начале XVIII века, их привез из своего европейского путешествия Петр I. Он был настолько восхищен красотой этих цветов, что распорядился создать специальную садовую службу, которая занималась закупкой луковиц в Голландии. В Петербурге луковицы тюльпанов длительное время высаживали исключительно в Летнем саду.
Торговля тюльпанами в Голландии XVII века подчинялась не только законам рынка, но и законам природы. Дело в том, что развитие цветка занимает от 3 до 7 лет, при этом смена поколений луковиц сменяется ежегодно. Весной отцветшая луковица умирает, закладывая под землей молодые клубни. Летом в них образуются зачатки побега, а осенью луковицы пускают корни и завершают закладку плодоносящего побега.
Все это серьезно повышало инвестиционную привлекательность цветочных луковиц, особенно редких пестролепестных сортов. Однако причиной их появления являлись не достижения селекции, а вирус, поражавший тюльпаны. Далеко не все из них приобретали невиданную по тем меркам красоту. Часто из-за инфекции цветки принимали уродливую форму, а жизнеспособные клубни тюльпанов, которые и без того размножаются крайне медленно, могли появиться лишь раз в несколько лет.
Чтобы не ждать целый год (а то и больше), пока появятся новые здоровые луковицы, голландские садовники прибегли к продаже расписок, где обязывались передать покупателю молодую луковицу в следующее лето. Во времена тюльпаномании эти договоры (сейчас бы их назвали фьючерсами) быстро приобрели значение второй валюты.
Цветочный фьючерс
Тюльпаномания – очень точное определение, чтобы охарактеризовать поведение голландцев, впервые познакомившихся с прекрасными «османскими» цветами. Все жители страны – от аристократии до простых фермеров – мечтали иметь в своем саду эти цветы. Страсть к тюльпанам объединяла близких и дальних родственников, жителей одной улицы, прихожан одной и той же церкви.
Особую популярность у тюльпаноманов приобрели цветки с пестрым рисунком на лепестках. Их цена стартовала от 1 тыс. гульденов, что было сопоставимо сумме сделки сразу за два каменных дома. И, что характерно, были нередки случаи, когда ради одной луковицы горожане продавали свое жилье, а крестьяне – целые хозяйства.
Довольно быстро тюльпановых луковиц перестало на всех хватать, поскольку голландские садовники не могли ускорить «бизнес-процессы» природы. И тогда они перешли от сделок купли-продажи наличного товара к фьючерсной торговле, то есть стали заключать с покупателем договор, в котором давали гарантию поставить товар по оговоренной цене и в определенный срок, а тот обязывался выкупить предмет сделки. Благо фьючерсы были не просто знакомы голландцам, а уже прочно вошли в практику Амстердамской биржи. Как правило, так осуществлялась торговля рыбой, зерном и товарами из колоний.
Конечно, спекулятивная перепродажа деривативов (договоров о покупке или продаже конкретного актива в определенное время) встречалась и до тюльпаномании. Например, в 1610 году из-за махинаций с фьючерсными сделками чуть было не обвалился курс акций Голландской Ост-Индской компании. Однако еще никогда спекуляция не принимала таких масштабов, как во время «цветочной лихорадки». Доходило до того, что скупщики приобретали друг у друга расписки на одни и те же луковицы. Естественно, это только взвинчивало стоимость фьючерсов. А стихийно возникающие народные торги (их называли «коллегии»), проводившиеся на манер аукционов Амстердамской биржи, привлекали к спекуляциям новых участников.
Спрос рождает предложение, и к 1634 году голландские садовники, постепенно освоившие сложную агротехнику тюльпанов, переполнили рынок своими предложениями. Цены на луковицы старых привычных сортов упали, сделав их доступными для массового покупателя. До этого в цветочных аукционах участвовал небольшой круг профессиональных дельцов и тех, кто был готов оплачивать свое дорогое хобби. Теперь же тюльпаноманией стали заболевать все больше простых людей, не искушенных в торговых делах. По оценкам историков, на пике тюльпановой лихорадки на торгах играли не менее 5 тыс. человек.
«Весна» (фрагмент), Питер Брейгель (Младший). Cадовые работы во времена тюльпаномании
Торговля воздухом
Голландцы, слывшие первоклассными мореплавателями, привнесли в наш обиход немало морских терминов. Один из них – windhandel, что переводится как «торговля воздухом». Изначально так называли лавирование навстречу ветру, но апофеоз тюльпаномании придал этому моряцкому жаргонизму новое значение.
Резкое раздувание финансового пузыря началось на рубеже октября-ноября 1636 года, когда до Нидерландов дошла новость о военных действиях на территории германских княжеств. Голландские купцы потеряли доходный рынок сбыта, а их немецкие покупатели буквально устроили распродажу своих еще не укоренившихся луковиц.
Закон спроса вновь сделал свое «черное» дело. На рынке стало расти предложение даже самых редких сортов, а цена – падать. В условиях климата Голландии сажать тюльпановые луковицы можно только осенью, поэтому товар нужно было срочно сбывать. Проблема встала и перед спекулянтами, ведь перепродажа обязательств (то есть фьючерсов) имела уже мало смысла. Тогда цепочки фьючерсных контрактов превратились в не связанные друг с другом опционы, которые, в отличие от фьючерса, дают покупателю право, а не обязательство купить или продать актив в указанный период и по определенной цене.
При этом ставка отступных на тюльпановые опционы не была установлена голландскими законами. В результате к 1637 году финансовый пузырь раздулся до такой степени, что необеспеченные контракты продавались в 20 раз дороже, чем настоящие луковицы из земли. Голландцы в прямом смысле слова придумали «торговать воздухом».
Общий же объем торгов стал представлять собой баснословные величины. Например, на одной только коллегии в Харлеме за три года тюльпаномании сумма спекулятивных сделок превысила 10 млн гульденов. С этим могла сравниться лишь вся биржевая стоимость Голландской Ост-Индской компании – крупнейшего бизнеса того времени и монополиста торговли Европы со странами Тихого и Индийского океанов (в частности, с Индонезией, Китаем, Цейлоном и Японией)!
Копия гравюры из «Hortus Eystettensis» Басилиуса Беслера
Жесткий урок
Новость о перегреве тюльпанового рынка не стала неожиданностью для его игроков. Еще в конце 1636 года садоводы предупреждали, что число договоров о продаже многократно превысило их производственные возможности. Однако именно тогда начался последний скачок цен: фунт относительно недорогого сорта тюльпанов Switser к февралю 1637 года подорожал с 125 до 1,5 тыс. гульденов (то есть более чем в 10 раз)! Спекулянты потеряли чувство реальности, полагая, что цветы будут расти в цене вечно.
Как известно, новое – это хорошо забытое старое. На своем веку мы нередко наблюдали, как слухи обрушали котировки компаний и даже целые рынки. То же самое произошло и четыре столетия назад. На фоне страха перед очередной эпидемией чумы заговорили о том, что со скорым приходом «черной смерти» станет не до цветов и это обрушит безмерно раздутые цены на тюльпановом рынке.
Потенциальные игроки начали разумно воздерживаться от участия в торгах. Это привело к тому, что 3 февраля 1637 года на аукционе в Харлеме нашелся всего лишь один покупатель! Да и то он согласился на покупку после того, как ему сделали скидку 15–35% относительно цен предыдущих торгов. Сессия должна была возобновиться на следующий день, но харлемская коллегия больше не открылась.
Буквально за несколько дней новости из Харлема разошлись по всей Голландии. На рынке началась паника, что привело к массовой распродаже контрактов. Но то была уже просто бумага. За короткое время цены на договоры упали в 20 раз, что поставило тысячи их обладателей на грань разорения. И, увы, чуда не случилось. В апреле 1637 года голландское правительство объявило все тюльпановые контракты недействительными.
Кредиторы закончили преследовать должников-тюльпаноманов только в 1640-е годы, а разбирательства между ними навсегда разрушили доверительную атмосферу в голландских общинах. Но кризис ударил не только по покупателям – многие садоводческие хозяйства так и не смогли оправиться от краха рынка. А из тех редких сортов пестролистых тюльпанов, за которые голландцы были готовы отдать все, что у них есть, до наших дней сохранился лишь Zommerschoon. Тем не менее тюльпановое дело осталось в живых, а сам цветок стал не только национальным достоянием Нидерландов, но и напоминанием о жестком уроке для биржевого дела.
Фото обложки: Shutterstock.AI/FOTODOM